Психологическая поддержка может потребоваться любому гражданину, вне зависимости от пола, опыта, семейного положения, профессии, расовой принадлежности и религиозных предпочтений, а также и других факторов влияния. Детерминирующим обстоятельством, когда человеку необходима квалифицированная психологическая помощь, являются конкретные условия ситуации и динамика ее развития. Служба в современной российской армии, особенно начальный ее этап, является таким обстоятельством, провоцирующем психологические риски.

Допризывную подготовку к службе призывник осуществляет самостоятельно, это зона его гражданской ответственности. Однако, за отсутствие подготовки ответственность не установлена. Человек сам организует свою подготовку, осознает свои силы, мотивацию и цель. Подспудно молодые люди – кандидаты на службу и их родители понимают, что к армии, особенно к российской, нужно готовиться: морально, физически, совершенствуя профессиональные компетенции в части выбранной профессии. Главная цель допризывной подготовки – достижение уверенности в собственных силах, и готовность отвечать на «вызовы времени» в формате разных дискомфортных обстоятельств, свойственных мужским коллективам, где акцентирован мужской стиль общения. Профессиональная компетентность – навыки профессии, аккумулированные в опыт конкретного человека, уже являются хорошим «зачином» даже для ситуации будущего возможного риска: знание и опыт в профессии увеличивают самооценку личности на основе понимания собственной востребованности, способствует относительной независимости поведения в коллективе, где складывается не только конфликт интересов, но и соревнование за лидерство. Соответственно, готовность подразумевается. Но не у всех она одинакова в силу особенностей жизни и накопленного опыта. Проблема возникает там и тогда, когда молодой человек недооценивает риски дискомфортной ситуации, не знает их, не подготовлен физически и морально. Эта ситуация, особенность которой в относительной изоляции от зоны личного комфорта и даже возможной юридической помощи, родилась не вчера: армейские коллективы знают ее с начала своей истории. К слову, примерно те же обстоятельства влияют на личность в местах заключения; начальный этап – по значимости перспектив дальнейшего взаимодействия и определения социальных ролей в мужском коллективе, примерно одинаков по своим рискам. Разумеется, допризывная подготовка нужна – именно по трем основным аспектам: моральном, физическом, профессиональном. Но целенаправленно и с обязательным массовым охватом в современной России ее не осуществляют. Выигрывают в итоге те парни и девушки (курсанты военных училищ, где первые два года реализован казарменный режим, приближенный к армейскому), кто готовится самостоятельно. Допризывные комиссии военкоматов могут лишь рекомендовать те или иные направления деятельности, клубы, методики, а также проводят в установленном порядке консультации и профориентацию будущих солдат еще за 2-3 года до службы (в приписном возрасте – 15 лет), но действия всегда остаются за призывником; обязанности соблюдать рекомендации законами не установлено. Вот почему недурно, когда рядом с будущим солдатом есть старший опытный, а главное – авторитетный для юноши товарищ, отец, создающий нужный пример, специалист. На практике это случается далеко не всегда. Отсюда и проблемы в последующей службе в армии.

Можно ли винить в этом солдата? И да, и нет. Задача не в том, чтобы найти крайнего, а в том, чтобы не допустить критичных для личности ситуаций, поступков, приводящих к трагедии, которая, как известно, не щадит ни правых, ни виноватых. Да и оба эти понятия давно стали относительными.

Поэтому меры допризывной подготовки номинально есть: они есть в отчетах, в рекомендациях, в выводах комиссий по профориентации призывника - на бумаге. Фактически же – вопросы подготовки остаются делом самого призывника и его заинтересованного окружения.

Нуждаемость в психологической подготовке конкретного кандидата на службу определяется также на комиссионных началах, в том числе комиссией врачебной, допризывной, где обязательно присутствует представитель военкомата или войсковой части (если девиантное поведение военнослужащего относительно «армейской нормы», которая сама по себе относительна в оценках, зависимых от установки) уже проявило себя на службе. Одна из причин трагедий в войсках в том, что «комиссии», в медицинском профессионализме которых я не стал бы сомневаться, зависимы от военкоматов. Разумеется, в этом не признаются открыто. Но этот фактор имеет место. Когда никому из членов комиссий или военкоматов, или представителей командования не нужно «выносить сор из избы». И такую несправедливость человек всегда чувствует. И восстает против нее. Почему военнослужащие реагируют по-разному даже на похожие типичные ситуации, в которых оказываются, особенно в адаптационный период – первые 2-4 месяца службы? В силу личностных качеств, предыдущего опыта социализации, свойств характера, и степени готовности к обстоятельствам. Таким образом, «закрытость» и с позволения сказать «зависимость» армейских специалистов от медицины, а также и психологов, усугубляет ситуацию, провоцируя и конфликты с родителями, правозащитниками, общественностью, представители которой, подчас с запозданием, все же вмешиваются в жизнь «закрытого армейского клуба». Поэтому солдаты, да и курсанты военных училищ в разной степени, но нуждаются в психологической помощи, особенно на этапе адаптации к службе, когда в армейском коллективе происходит формирование социальных ролей, и проблема в том, что эту помощь трудно предоставить в «закрытом» армейском коллективе, основанном на единоначалии, независимым от армии или «гражданским» психологам. В целом эта проблема касается не только армии, но и мест заключения, и других обстоятельств, когда мужчины предоставлены сами себе. Независимая психологическая помощь тогда крайне необходима. Но получить ее бывает не просто. Другой элемент той же проблемной темы – отсутствие в армейской системе (российской) гражданского духовенства, с его «врачующими раны» жизнелюбивыми и охранительными свойствами. Редкие походы в храм – не в счет. Я сейчас говорю о службе священства в армии (как это было в начале ХХ века и ранее: в военизированных мужских коллективах «жили» и «служили» полковые, батальонные, корабельные священники в России), о капелланской работе (если говорить об армиях мира). Капелланы – это отдельная часть священства, занимающаяся исключительно военными и вообще военизированными подразделениями (к примеру, в Финляндии есть капелланы и в полицейских подразделениях, они тоже несут службу). Для российских реалий эти истории стали анахронизмом эпохи после строительства «новой» Красной армии и ее последующих неоднократных усовершенствований. Однако, цель психологической помощи как ранее (с 1918 года в Красной армии), так и теперь достигнута вполне не была, и этой помощью не могли заниматься неподготовленные психологически «замполиты» и другие заместители командиров. У них до сих пор имеются строго определенные задачи надзора, направления и усовершенствования боевой и политической подготовки военнослужащих, но… не психологической помощи. А иногда, в ситуации, предшествующей трагедии, которых мы знаем уже числом значительным, от непоправимого спасло бы вовремя сказанное слово, сиречь понимание и поддержка, откровенный разговор без свидетелей, и лучше, чтобы это слово было «независимым».

Специальные комнаты психологической разгрузки, несомненно, в частях есть. Иногда даже есть регламент их «обязательного» посещения. На мой взгляд, это такой же близкий к номинальному элемент службы, как и возможность «жаловаться». Да, ты можешь жаловаться. Но последствия сего поведения могут обойтись дороже, чем предваряющая жалобу ситуация. К сожалению, это непридуманные слова, написанные буквально кровью. У меня в части бывали такие страшные случаи. И концов не находили. В целом, комнаты психологической разгрузки необходимы, но недостаточны. Без живого участия опытного специалиста-психолога они неэффективны. Я тут говорю «специалиста», потому, что дилетант, каких много, может ненамеренно и навредить. Однако, место для таких гражданских, а потому независимых специалистов в современной армии не предусмотрено. В армиях вероятных противников, кстати, дела не так благоприятны в рассматриваемой части, как это может показаться из моего краткого обзора; просто мы об иных случаях мало информированы – там тоже не любят афишировать свои трагедийные «подвиги». Но институт духовных представителей, не номинально работающих в армии, все же дает бОльшую положительную результативность и динамику. По той же причине малоэффективны пока в российской армии так называемые ежедневные проверки психологического состояния военнослужащих. Так же работу терапевта, на участке которого ежедневно обслуживается (на приеме) 20-30 человек и более, по 8-13 минут на прием, когда большая часть времени тратится на «документацию» и «отчетность», трудно назвать качественной. В армии на одного штатного психолога приходится гораздо бОльшая нагрузка. Поэтому дело скатывается к номинальной работе. Но в «отчетах» все это есть. А нам ведь важен не отчет, а реалии службы каждого солдата, внимание к нему, причем своевременное.

Военнослужащий не лишен возможности обратиться за помощью «по команде» - сделав устное или письменное сообщение своему непосредственному командиру, а также и штатному психологу. Однако с учетом рассмотренных выше обстоятельств и реалий, такая помощь не всегда своевременна, качественна и проходит для самого солдата в его коллективе без угнетающих моральное и физическое состояние последствий. Случаев обращений военнослужащих за психологической помощью на практике не много. По вышерассмотренным причинам – особенностям военного коллектива – это не типично. Итак, возможное решение – независимые финансово и по службе, невоенные психологи в армии или капелланы (их адаптированные аналоги в российской армии).

Поэтому и случаются трагедии, казалось бы, в усовершенствованной, укомплектованной новым оружием и «подготовленной» армии, и во флоте. Известные трагические истории разнятся в деталях, но у них много общего. Тонко чувствующий, не ожесточившийся еще человек, под воздействием обстоятельств, унижающих порой человеческое достоинство, не видя выхода из ситуации и видя, наоборот, круговую поруку от сержанта до командира части, срывается. Так случается трагедия для него и для окружающих.

Возвращение из армии солдаты, как правило, переносят гораздо легче, чем начальный (адаптационный) период. Но тут не надо забывать о таком психологическом феномене, как отложенная реакция или отложенный посттравматический синдром, который, кстати, может проявлять себя у разных личностей по-разному, в том числе и через 10-20 лет после событий. Я сейчас говорю о личностях, переживших в армии реальные унижения или вернувшихся из горячих точек, где реально участвовали в боевых операциях. ПТРС проявляет себя очень по-разному, но редко кто может похвастать полным от него освобождением. Поэтому, конечно, и после службы нужна адаптация. Но в России на нее банально нет денег. Да и проходит она значительно спокойнее, чем адаптация в первые месяцы службы в армейских реалиях в коллективе с разными по опыту, возрасту и мотивации людьми, часть которых по вполне человеческим свойствам, к сожалению, самоутверждается за счет более слабых, менее подготовленных к вызовам. Такие не будут заявлять о себе на улице в открытую, они не ходят с плакатами о том, что он делал в армии с «молодыми». Но надо понимать, что все живут радом, и кое-как взаимодействуют на основе, в том числе полученного опыта.

К сожалению, психологическая помощь в военизированных российских формированиях, к каковым относится армия, недостаточна. Командиры не терпят конкуренции и боятся потерять управляемость войсковой единицей, влияние, единоначалие. Как психологическую, так и службу возможной медиации, надо бы усовершенствовать. Но… кажется на это нет денег, или руководители не считают обозначенную проблему важной. И тут мы подошли к главному отличию ментальных подходов в разных странах или хотя бы в разные времена. Там, где во главу угла поставлена личность, ценность жизни как таковой, жизни, которая может - и породит - другие жизни, а не имперские или «шапкозакидательские» интересы, где командиры и чиновники работают с учетом в том числе интересов подчиненных людей, граждан, а не наоборот, там трагичных случаев меньше. К сожалению, или к счастью помощь психолога требуется везде. Но есть разница в ее объеме, глубине, насыщенности воздействия и, в целом, результативности. А главный результат – спасти человека. Вовремя. А не плести постфактум на него напраслину, выискивая недостатки, невыдержанность, экспрессию или провокационное поведение – как давно вошло в систему у нас, чтобы оправдать собственный командирский непрофессионализм (за небольшим исключением, подтверждающим правило).

 

Андрей Кашкаров,

психотерапевт Ассоциации когнитивно-поведенческой психотерапии, магистр педагогики с дипломом теологического института, аспирант каф. корр. психологии, ветеран боевых действий в ЧР, командир взвода в период чеченской кампании